|
Культурный смысл средневекового рыцарства
В рыцарстве вроде бы проявился прежде всего культ физической силы, героизма, войны. Ж. Ле Гофф недаром цитирует средневекового поэта, рыцаря Бертрана де Борна, который восклицал:
Любо мне видеть щиты ярко-алые и лазурные;
Флаги и знамена всех цветов.
Любо разбивать палатки, ставить шалаши и
богатые павильоны,
Ломать копья, и протыкать щиты и разрубать
вороненые шлемы,
Бить и получать удары.
И меня охватывает ликование,
Когда я вижу в походе в боевом порядке
Вооруженных конных рыцарей [3].
Позже, когда минут рыцарские времена, другой поэт, в России напишет:
Люблю воинственную живость
Потешных марсовых полей,
Пехотных ратей и коней,
Однообразную красивость
А. Пушкин
В войне, войне рыцарской была своеобразная эстетика. И драться, и убивать, и умирать рыцарям полагалось красиво. Вообще в рыцарстве выразился не только и не столько культ грубой силы, сколько идеал облагороженной мужественности. Сила конечно была нужна, хотя бы для того, чтобы носить доспехи, весившие 60, а то и 80 кг. Нужна была и своеобразная ловкость, умелость в обращении с оружием и с конем. Но рыцарь (идеальный рыцарь) заботился едва ли не больше, чем об этом и даже о победах, - о славе. Каждый из рыцарей хотел быть первым и известным. Знаменитый круглый стол легендарного короля Артура, за которым собирались самые великие рыцари, был круглым как раз затем, чтобы не было споров о первенстве. Но ни побед, ни славы не могло быть без мужества.
Мужество в рыцарские времена ценилось чрезвычайно высоко. Боязнь быть заподозренными в трусости часто вела рыцарей к нарушению элементарной стратегии, и порой к гибели. Мужество, стойкость были ценнее самой победы. Рационализм, прагматичность не были свойственны рыцарям. И не только мужество должно было быть безрассудным, но и щедрость. Для рыцаря лучше было разориться, чем прослыть скупым. Высоко ценились верность слову, клятвам, договорам (в том числе и вассальным), а также великодушие. Один из рыцарей Круглого стола Ланселот Озерный сказал: “Я никогда не убью рыцаря, который упал с коня. Храни меня Бог от такого позора” [4]. Противника всегда надо было довооружить (до равного вооружения).
В период расцвета рыцарства стал ценимым благородный аскетизм. Рыцарь виделся как небогатый, благородный борец, защитник обиженных и слабых, свободный, странствующий, ищущий подвигов. Рыцарская идея содержала такие оттенки как требование воздержанности, любезности, учтивости, хороших манер (хотя последнее не сразу). Во многом это была прекрасная фикция, что отмечается многими исследователями. В жизни (а не в литературе) рыцари проявляли и жадность, и грубость, и тупость, и вероломство.
Но в качестве идеала рыцарство стало-таки приобретением культуры, европейской и мировой. В идеале рыцарства выразилось стремление к прекрасным формам бытия, облагороженного бытия. Ценности рыцарства выявлялись и на уровне нормы (обязательных форм и содержания поведения), и на уровне высоких духовных идеалов. До сих пор с рыцарем сравнивают благородного мужчину, реализующего в отношении к другому человеку не силу (тем более не грубую силу), а именно благородство. От рыцарства (пусть отчасти выдуманного) в культуре осталось многое из того, что, хотя бы в виде норм внешнего поведения, выражает самые возвышенные идеалы, в том числе и нравственные. Но судить о средневековой нравственности по рыцарскому идеалу невозможно.
|
|